Неточные совпадения
— И все считает, считает: три
миллиона лет, семь
миллионов километров, — всегда множество нулей. Мне, знаешь, хочется целовать милые
глаза его, а он — о Канте и Лапласе, о граните, об амебах. Ну, вижу, что я для него тоже нуль, да еще и несуществующий какой-то нуль. А я уж так влюбилась, что хоть в море прыгать.
Он сладострастно, с усмешечкой в
глазах погружался в цифры, сдвигая
миллионы рублей с десятками
миллионов пудов.
Не только честный человек, но и вор, даже любовник, не перелезут через такой забор:
миллион едва заметных
глазу игл вонзится в руку.
Но когда минутами смыкались мои
глаза, то мне всё представлялся Иван Фомич, будто бы получавший
миллионы денег.
— Да… как же это? — удивился до столбняка и чуть не выпучил
глаза чиновник, у которого все лицо тотчас же стало складываться во что-то благоговейное и подобострастное, даже испуганное, — это того самого Семена Парфеновича Рогожина, потомственного почетного гражданина, что с месяц назад тому помре и два с половиной
миллиона капиталу оставил?
Но Лаптева ничто не могло расшевелить, и он совершенно равнодушно проходил мимо кипевшей на его
глазах работы, создавшей ему
миллионы.
Перед
глазами стала серая завеса из
миллионов дрожащих песчинок, и все сделалось удобно, смешно и понятно.
Показалось Александрову, что он знал эту чудесную девушку давным-давно, может быть, тысячу лет назад, и теперь сразу вновь узнал ее всю и навсегда, и хотя бы прошли еще
миллионы лет, он никогда не позабудет этой грациозной, воздушной фигуры со слегка склоненной головой, этого неповторяющегося, единственного «своего» лица с нежным и умным лбом под темными каштаново-рыжими волосами, заплетенными в корону, этих больших внимательных серых
глаз, у которых раек был в тончайшем мраморном узоре, и вокруг синих зрачков играли крошечные золотые кристаллики, и этой чуть заметной ласковой улыбки на необыкновенных губах, такой совершенной формы, какую Александров видел только в корпусе, в рисовальном классе, когда, по указанию старого Шмелькова, он срисовывал с гипсового бюста одну из Венер.
После вчерашней вьюги день выдался морозный, и снежная пелена сплошь блестит на солнце
миллионами искр, так что Порфирий Владимирыч невольно щурит
глаза.
— Ну да, — говорит, — Филимоша, да, ты прав; между четырех
глаз я от тебя не скрою: это я сообщил, что у тебя есть запрещенная книжка. Приношу тебе, голубчик, в этом пять
миллионов извинений, но так как иначе делать было нечего… Ты, я думаю, ведь сам заметил, что я последние дни повеся нос ходил… Я ведь службы мог лишиться, а вчера мне приходилось хоть вот как, — и Постельников выразительно черкнул себя рукой по горлу и бросился меня целовать.
Сыновья и приказчики определяли этот доход приблизительно в триста тысяч и говорили, что он был бы тысяч на сто больше, если бы старик «не раскидывался», то есть не отпускал в кредит без разбору; за последние десять лет одних безнадежных векселей набралось почти на
миллион, и старший приказчик, когда заходила речь об этом, хитро подмигивал
глазом и говорил слова, значение которых было не для всех ясно...
Прокоп, по-видимому, хотел объяснить, что из дарового
миллиона, конечно, ничего не стоит уступить сотню-другую тысяч; но вдруг опомнился и уставился на меня
глазами.
— И что вы грызетесь! — говорил я им иногда под добрую руку, — каждой из вас по двугривенному дать — за
глаза довольно, а вы вот думаете
миллион после меня найти и добром поделить не хотите: все как бы одной захапать!
Глядя на эти толщи настланных друг на друга известняков, сланцев и песчаников, исчерченных белыми прожилками доломита, так и кажется, что пред вашими
глазами развертывается лист за листом история тех тысячелетий и
миллионов лет, которые бесконечной грядой пронеслись над Уралом.
— Деньги, деньги и деньги — вот где главная сила! — сладко закатывая
глаза, говорил Егор Фомич на прощанье. — С деньгами мы устроим все: очистим Чусовую от подводных камней, взорвем на воздух все бойцы, уничтожим мели, срежем крутые мысы — словом, сделаем из Чусовой широкую дорогу, по которой можно будет сплавлять не восемь
миллионов груза, а все двадцать пять.
Кучумов. Блаженство! Блаженство! Что такое деньги! Имей я хоть
миллионы, но если не вижу таких
глаз, таких ласк, я нищий.
Юрий не слыхал, не слушал; он держал белую руку Ольги в руках своих, поцелуями осушал слезы, висящие на ее ресницах… но напрасно он старался ее успокоить, обнадежить: она отвернулась от него, не отвечала, не шевелилась; как восковая кукла, неподвижно прислонившись к стене, она старалась вдохнуть в себя ее холодную влажность; отчего это с нею сделалось?.. как объяснить сердце молодой девушки:
миллион чувствований теснится, кипит в ее душе; и нередко лицо и
глаза отражают их, как зеркало отражает буквы письма — наоборот!..
И
миллионом черных
глазСмотрела ночи темнота
Сквозь ветви каждого куста…
Глаза у Ольги Ивановны наполнились слезами. Ей было стыдно, горько, и она за
миллион не согласилась бы говорить в присутствии посторонней женщины, соперницы, лгуньи, которая стояла теперь за картиной и, вероятно, злорадно хихикала.
— Стоял я тогда в «Европейской», — говорил он, не отрывая
глаз от рук суфлера. — Повар, понимаешь, француз, шесть тысяч жалованья в год. Там ведь на Урале, когда наедут золотопромышленники, такие кутежи идут…
миллионами пахнет!..
Бургмейер. Зачем? Затем, что на землю сниспослан новый дьявол-соблазнитель! У человека тысячи, а он хочет сотни тысяч. У него сотни тысяч, а ему давай
миллионы, десятки
миллионов! Они тут, кажется, недалеко… перед
глазами у него. Стоит только руку протянуть за ними, и нас в мире много таких прокаженных, в которых сидит этот дьявол и заставляет нас губить себя, семьи наши и
миллионы других слепцов, вверивших нам свое состояние.
— Но только для очень немногих… Здесь, на этом благодатном острове, людское неравенство как-то особенно бьет в
глаза… Не правда ли, доктор? Для одних, каких-нибудь тысячи-другой голландцев все блага жизни… они живут здесь, как какие-нибудь цари, а
миллионы туземцев…
— Что мне
миллион! — горячо воскликнул Петр Степаныч. — На что он мне? Теперь у меня у самого денег за
глаза — на жизнь хватит, еще, пожалуй, останется. По ней изболело сердце, а не по деньгам, по ней по самой… Вам все ведь известно, Аграфена Петровна, — помните, что говорил я вам в Вихореве?
— То-то и есть, но нечего же и головы вешать. С азбуки нам уже начинать поздно, служба только на кусок хлеба дает, а люди на наших
глазах миллионы составляют; и дураков, надо уповать, еще и на наш век хватит. Бабы-то наши вон раньше нас за ум взялись, и посмотри-ко ты, например, теперь на Бодростину… Та ли это Бодростина, что была Глаша Акатова, которая, в дни нашей глупости, с нами ради принципа питалась снятым молоком? Нет! это не та!
Катя, широко раскрыв
глаза, долго смотрела ему вслед. И вдруг прибойною волною взметнулась из души неистовая злоба. Господи, господи, да что же это?! Сотни тысяч,
миллионы понаделали таких калек. Всюду, во всех странах мира, ковыляют и тащатся они, — слепые, безногие, безрукие, с отравленными легкими. И все ведь такие молодые были, крепкие, такие нужные для жизни… Зачем? И что делать, чтоб этого больше не было? Что может быть такого, через что нельзя было бы перешагнуть для этого?
Мой брат умер вчера или тысячу лет тому назад, и та самая сила его жизни, которая действовала при его плотском существовании, продолжает действовать во мне и в сотнях, тысячах,
миллионах людей еще сильнее, несмотря на то, что видимый мне центр этой силы его временного плотского существования исчез из моих
глаз.
Она хотела ему показать, что
миллионы, в ее
глазах, не все, что ее жених, хотя он и заурядный студент, и сын провинциального купца третьей гильдии, но у него есть принципы, и он всегда способен поступиться своей свободой за то дело, которое считает правым.
У большого окна, за столиком, сидел за тарелкой борща инженер Сердюков. Лелька получила из окошечка свою тарелку борща и села за тот же столик. Нарочно. Ее интересовал этот молчаливый старик с затаенно насмешливыми
глазами, крупный специалист, своими изобретениями уже давший заводу несколько
миллионов рублей экономии.
— Считать я не стану, — сказал он, положив пакет в ящик письменного стола, — такому прекрасному поверенному, как вы, с такими ангельскими
глазами, можно поверить
миллионы.
— Вы не заплатите мне тем, чем разумеете. Когда я дарю вас вещьми, которых у вас нет, следственно, я покуда богаче вас. Конюх баронессы Зегевольд чудак: его не расшевелят даже
миллионы вашего дяди; золото кажется ему щепками, когда оно не в пользу ближнего. Фриц с козел смотрит иногда не только
глазами, но и сердцем выше иных господ, которые сидят на первых местах в колымаге, — буди не к вашей чести сказано.
— Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, — сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. — Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех,
миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, — сказал масон и закрыл
глаза.